Россия гибнет, мусье. Надо что-то делать. Народ ждёт царя. А трон — мой трон — пустует.
Россия гибнет, мусье. Надо что-то делать. Народ ждёт…
Россия гибнет, мусье. Надо что-то делать. Народ ждёт царя. А трон — мой трон — пустует.
Россия гибнет, мусье. Надо что-то делать. Народ ждёт царя. А трон — мой трон — пустует.
Россия гибнет, мусье. Надо что-то делать. Народ ждёт царя. А трон — мой трон — пустует.
— Прошу вас всех сохранять полное спокойствие. Стоянки в Одессе не будет. «Глория» меняет курс и направляется в Кейптаун…
— Романтично! Я никогда не была в Кейптауне! Это же прелесть!
— Да, но там же живут негры?!
— О, негры! Они обожают кокосовые орехи!
— Ерунда! Негры едят людей! Люди — их национальная пища!
— Тот, кому это не очень нравится, будет расстрелян на месте. Желаю всем приятного путешествия, господа!
— Прошу вас всех сохранять полное спокойствие. Стоянки в Одессе не будет. «Глория» меняет курс и направляется в Кейптаун…
— Романтично! Я никогда не была в Кейптауне! Это же прелесть!
— Да, но там же живут негры?!
— О, негры! Они обожают кокосовые орехи!
— Ерунда! Негры едят людей! Люди — их национальная пища!
— Тот, кому это не очень нравится, будет расстрелян на месте. Желаю всем приятного путешествия, господа!
— Кто вы такой?
— Меня знает вся Россия! Я — наследник престола!
— Доказательства!
— Молчать!
— Кто вы такой?
— Меня знает вся Россия! Я — наследник престола!
— Доказательства!
— Молчать!
— Неужели вы действительно хотите вернуть корону одному из этих двух дегенератов?
— Я давно собирался Вам сказать, что Вы идиот, полковник!
— Неужели вы действительно хотите вернуть корону одному из этих двух дегенератов?
— Я давно собирался Вам сказать, что Вы идиот, полковник!
— Кто будешь, дядя?
— Простите, о чём Вы?
— Я говорю, масти какой? Нэпман?
— Произошло чудовищное недоразумение.
— Фармазон.
— Что Вы сказали?
— Я говорю, это надолго.
— Кто будешь, дядя?
— Простите, о чём Вы?
— Я говорю, масти какой? Нэпман?
— Произошло чудовищное недоразумение.
— Фармазон.
— Что Вы сказали?
— Я говорю, это надолго.
— А вы им доверяете, Ваше Величество?
— Да! У российского трона нет более надёжной опоры. К тому же, я применил старый фамильный прием — поручил каждому из них следить за своим товарищем. Все же сволочи!
— А вы им доверяете, Ваше Величество?
— Да! У российского трона нет более надёжной опоры. К тому же, я применил старый фамильный прием — поручил каждому из них следить за своим товарищем. Все же сволочи!
— Для начала я бы спрятался в катакомбах, потом сел на заграничную посудину и ушёл.
— Есть выходы из катакомб у моря?
— Он спрашивает…
— Много?
— Ты спрашиваешь меня, сколько есть выходов из катакомб у моря? Фима знает пять, я двенадцать, а мой папа, который вон там жарит бички – восемьдесят шесть.
— Для начала я бы спрятался в катакомбах, потом сел на заграничную посудину и ушёл.
— Есть выходы из катакомб у моря?
— Он спрашивает…
— Много?
— Ты спрашиваешь меня, сколько есть выходов из катакомб у моря? Фима знает пять, я двенадцать, а мой папа, который вон там жарит бички – восемьдесят шесть.
— Я обеспечиваю безопасность. Вы откроете витрину с короной.
— Проще говоря, шеф — наводчик, Вы — на шухере, а я горю, как свеча.
— Я обеспечиваю безопасность. Вы откроете витрину с короной.
— Проще говоря, шеф — наводчик, Вы — на шухере, а я горю, как свеча.
— Он давно уже там?
— Кто, Ваше высочество?
— Мой кузен.
— Около часа.
— Как его встречает народ?
— Народ его приветствует.
— Мой народ… невероятно!
— Он давно уже там?
— Кто, Ваше высочество?
— Мой кузен.
— Около часа.
— Как его встречает народ?
— Народ его приветствует.
— Мой народ… невероятно!
— Смотрите! Первый большевик!
— А что ему здесь надо?
— Он сейчас будет играть на бабалайке. Большевики всегда играют на бабалайках.
— Балалайках!
— Очень возможно, я не совсем понимаю по-русски, но великолепно знаю, что этот самый русский инструмент, как его называют…
— Балалайка!
— Да, есть музыкальный предмет большевиков.
— Смотрите! Первый большевик!
— А что ему здесь надо?
— Он сейчас будет играть на бабалайке. Большевики всегда играют на бабалайках.
— Балалайках!
— Очень возможно, я не совсем понимаю по-русски, но великолепно знаю, что этот самый русский инструмент, как его называют…
— Балалайка!
— Да, есть музыкальный предмет большевиков.
— А Вы тоже… надолго?
— Я цыган, дядя. Я люблю небо… звёзды… ветер… А тут мыши…
— А Вы тоже… надолго?
— Я цыган, дядя. Я люблю небо… звёзды… ветер… А тут мыши…
— Ты спрашиваешь, что бы я сделал на месте того человека? Я бы таки ушел.
— А на их месте?
— Обыскал бы катакомбы.
— Это несерьезно, Боря.
— Узнал бы, кто ему туда носит покушать.
— Нам некогда, Боря.
— Дежурил бы в порту.
— Он загримирован и с чужими ксивами.
— Ты извини меня Стёпа, но тогда я пошел бы домой и сказал своей жене: Знаешь, дорогая, я ухожу с работы, пока меня не выгнали.
— Так что, его взять невозможно?
— Если он в катакомбах — нет.
— Ты спрашиваешь, что бы я сделал на месте того человека? Я бы таки ушел.
— А на их месте?
— Обыскал бы катакомбы.
— Это несерьезно, Боря.
— Узнал бы, кто ему туда носит покушать.
— Нам некогда, Боря.
— Дежурил бы в порту.
— Он загримирован и с чужими ксивами.
— Ты извини меня Стёпа, но тогда я пошел бы домой и сказал своей жене: Знаешь, дорогая, я ухожу с работы, пока меня не выгнали.
— Так что, его взять невозможно?
— Если он в катакомбах — нет.
— Господин полковник! Чекисты!
— Великие воины ислама! Во имя Аллаха, гоните эту красную сволочь с нашей родной земли!
— Господин полковник! Чекисты!
— Великие воины ислама! Во имя Аллаха, гоните эту красную сволочь с нашей родной земли!
— Боря! У нас к тебе дело. Что бы ты сделал, если бы тебе пришлось бежать отсюда за границу?
— Мне и здесь хорошо.
— Но ты можешь себя представить на месте такого человека?
— Нет.
— Боря! Ты завязал, товарищи это уже поняли. Боря, это серьёзно.
— Боря! У нас к тебе дело. Что бы ты сделал, если бы тебе пришлось бежать отсюда за границу?
— Мне и здесь хорошо.
— Но ты можешь себя представить на месте такого человека?
— Нет.
— Боря! Ты завязал, товарищи это уже поняли. Боря, это серьёзно.
Домашним теплом несет из дверей,
Шумит большая буря.
Я быстро бегу, а пуля быстрей,
На то она и пуля.
Домашним теплом несет из дверей,
Шумит большая буря.
Я быстро бегу, а пуля быстрей,
На то она и пуля.
— Вы, значит, карманник, мон шер? И много Вам удается извлечь из карманов пролетариата?
— Шутите, дядя?
— Ничего! В стране созданы для вас все условия. Голод, разруха! Настоящие люди переживают творческий подъем! Растаскивают музеи, угоняют составы с продовольствием. Не останавливайтесь на достигнутом.
— Вы, значит, карманник, мон шер? И много Вам удается извлечь из карманов пролетариата?
— Шутите, дядя?
— Ничего! В стране созданы для вас все условия. Голод, разруха! Настоящие люди переживают творческий подъем! Растаскивают музеи, угоняют составы с продовольствием. Не останавливайтесь на достигнутом.
Повисла в окне луна-уголек,
Спят Киев и Воронеж.
Чудак-человек, отдай кошелек,
Отдай, а то уронишь.
Повисла в окне луна-уголек,
Спят Киев и Воронеж.
Чудак-человек, отдай кошелек,
Отдай, а то уронишь.
— Начинается новый этап моей бурной биографии. Я — сотрудник ЧК.
— Вы заключенный, гражданин Нарышкин. И привезли Вас на очную ставку с вашим сообщником.
— Очная ставка? С удовольствием, мон шер. Где он?
— В катакомбах.
— В катакомбах? Значит, его ещё не поймали?
— Пока нет.
— Пошли.
— Куда?
— Ловить.
— Начинается новый этап моей бурной биографии. Я — сотрудник ЧК.
— Вы заключенный, гражданин Нарышкин. И привезли Вас на очную ставку с вашим сообщником.
— Очная ставка? С удовольствием, мон шер. Где он?
— В катакомбах.
— В катакомбах? Значит, его ещё не поймали?
— Пока нет.
— Пошли.
— Куда?
— Ловить.
Мне бы дьявола-коня
Да плёточку заветную,
И тогда искать меня
В поле не советую…
Мне бы дьявола-коня
Да плёточку заветную,
И тогда искать меня
В поле не советую…
— Где корона?
— А короны больше нет. Её вообще нет, она там, в море.
— Что?
— Всё-таки согласитесь, что этот бой выиграли мы.
— И это символично. Об этом я мечтал всю свою жизнь. И всё-таки я её украл, господа. [достаёт корону из-под стола]
— Какая же Вы сволочь, Нарышкин!
— Вы ищете это? [достаёт револьвер, украденный у Орешкина]
— Где корона?
— А короны больше нет. Её вообще нет, она там, в море.
— Что?
— Всё-таки согласитесь, что этот бой выиграли мы.
— И это символично. Об этом я мечтал всю свою жизнь. И всё-таки я её украл, господа. [достаёт корону из-под стола]
— Какая же Вы сволочь, Нарышкин!
— Вы ищете это? [достаёт револьвер, украденный у Орешкина]